КОММЕНТАРИЙ ДНЯ: «Я бы хотел до семидесяти...». Памяти отца Иннокентия (Павлова)

Последний раз мы пересеклись с о. Иннокентием в Питере в марте нынешнего года, на моем поэтическом вечере – батюшка специально приехал из Выборга, чтобы послушать стихи. Поэзию он любил, часто цитировал разных поэтов, порой мне совершенно неведомых.

В Выборг он перебрался в 2012 году – подальше от суеты московской (да и врачи рекомендовали). Жил в старинном, построенном еще финнами, четырехэтажном доме, недалеко от вокзала. Большой стол, стул, раскладушка с надувным матрасом. Книги стопками на столе и на окне. И ноутбук – основное орудие производства.

Я приезжал к нему каждый год на несколько дней, и мы за рюмкой чая вели долгие беседы о судьбах исторического православия. Он считал, что христианство может оплодотворить общественную жизнь. Но при одном условии: если вернется к первоистокам, к подлинному учению Иисуса, которое, по его мнению, наиболее точно изложено в «Дидахе». Милосердие – вот главное дело религиозной общины. А «гуризм», почитание разных церковных авторитетов и прыгание возле них должны уйти в прошлое. И даже такое явление, как община о. Александра Меня, – анахронизм.

Сам о. Иннокентий никогда не пытался собрать вокруг себя группу, хотя таких возможностей было немало и почитателей хватало. Считал, что его дело – строгая наука. Ну и отчасти – публицистика.

В Выборге, еще в советское время, он был настоятелем единственной действующей церкви. «Все мои прихожане, - как-то раз сказал батюшка, когда мы гуляли по городу, - на кладбище».

Во время прогулки мы непременно заходили к лютеранам, сидели в скверике рядом с кирхой. Проходили мимо православного храма, где он когда-то служил. Раз, помнится, зашли, а так все проходили мимо и шли дальше, до Зала царств иеговистов.

Кому помешали эти законопослушные верующие? С отцом Иннокентием подобные вещи мы не обсуждали – и так все было понятно. А вот о том, как хранить веру в номинально религиозной, но реально атеистической стране, говорили. О. Иннокентий, хотя и скептически относился ко многим традициям, некоторые церковные установления строго соблюдал. Например, постился: в Великий пост соблюдал все уставные требования. И о Боге не боялся сказать в казалось бы самом неподходящем месте…

Однажды я заговорил с ним о смерти: сколько, если бы пришлось нам самим выбирать, жить. «Я бы хотел до семидесяти…», - словно обращаясь к другому «я» сказал ученый. И стал перебирать темы, на которые еще нужно писать. И в его глазах загорелся мальчишеский восторг.

«Смерть и покой, забвение всего – это тоже милость Божья», - однажды обмолвился он. И эти слова запомнились.

Борис Колымагин,
для Портала «Credo.Press»