МЫСЛИ: Михаил Ситников. СЕВА, ВСЕВОЛОД АНАТОЛЬЕВИЧ... Так или иначе, от нас ушло яркое явление современной “церковности”
Говорить что-то в память об ушедшем человеке всегда трудно. Тем более теперь, когда умер Всеволод Чаплин, знакомство мое с которым имело место еще в далекие девяностые годы прошлого века. Потому что образ откровенно одиозного протоиерея, представлявшего то ли оппозицию своему священноначалию, то ли глубоко законспирированный его “боевой авангард”, так и остался в памяти в первую очередь чисто человеческим.
Да, наверняка многих могли возмущать грубые, а часто и явно аморальные эскапады протоиерея. Пока он был жив, ему можно было говорить о том в лицо. Но теперь его среди нас нет, и вспоминать о том, откровенно говоря, не хочется.
Но что хочется? В те далекие годы юный Сева был вполне нормальным выходцем из московской интеллигентской семьи, не отличавшейся модной ныне религиозностью. Потом случилась в семье беда: сын «ударился в религию». Правда, особой бедой это не воспринималось, так как юноша попал в орбиту одного из самых изящных аппаратных архиереев советского времени митрополита Питирима (К.В. Нечаева). Именно тем “питиримовским” скромным мальчиком, искренне ищущим веры, он и запомнился навсегда, независимо от его зацементированного в поздней российской действительности демонического образа.
Как это часто бывало, религиозный поиск ныне покойного протоиерея привел не столько к вере, сколько к “церковности”. Нет, это вовсе не говорит о том, что священник в современной РПЦ МП обязательно должен быть лишен веры, хотя в этом о. Всеволода часто и упрекали сторонние наблюдатели. Веры кому и во что?
Теперь, когда Сева ушел, не стоит судить о том, что двигало его часто странными и непонятными акциями как священнослужителя РПЦ МП. В любом случае, это станет объектом исследований истории данной религиозной структуры на одном из этапов истории российской.
А сегодня я говорю о Севе. В последний раз в этом сегодняшнем контексте, когда из нашей печальной действительности ушло явление, крупный церковный деятель, персонаж политических игр и живой, осязаемый человек – Всеволод Анатольевич Чаплин.
"попал в орбиту одного из самых изящных аппаратных архиереев советского времени митрополита Питирима (К.В. Нечаева). Именно тем “питиримовским” скромным мальчиком..." (Михаил Ситников)
-- действительность в круге Питирима была менее изящной, нежели это казалось сторонним наблюдателям: Нечаев, будучи человеком безо всякого серьёзного образования, не зная ни одного иностранного языка (что кажется невероятным при том, что он бОльшую часть времени в 80-е проводил за кордоном), был мастером пускать пыль в глаза, на что велись многие столичные интеллигенты, а также под закат СССР и Раиса Горбачёва. Севка в последние годы работы у Нечаева стал с ним ездить в некоторые из бесконечных загранпоездок последнего – строго в качестве сопровождающей прислуги, а потому он хорошо знал, чем занималась эта совершенно никчемная и бесполезная для церкви особа: коллекционированием антикварных фотоаппаратов, скупкой дорогих кожаных башмаков, бесконечным самолюбованием, самосниманием (тогда не было селфи, но он постоянно был в режиме селфи, для чего имел целое подразделение в Отделе, где кстати подвизался и Жора Шевкунов), самопромоцией и болтовней, болтовней, болтовней... Вероятно КГБ находил его чем-то полезным (по-моему, он занимался в основном разработкой пожилых статусных дам в скандинавских странах), но Севка к 1990 году его натурально возненавидел, как впрочем и очень многие, что приходили к Питириму в надежде делать что-то полезное, но быстро понимали, что попали не туда – в пошлый театр одного актёра. Случай нас с Севкой свёл ехать в одном поезде в Смоленск в мае 1991 года: напившись водки, разговорились в тамбуре: я был в полном шоке от Севки: он разразился страшной тирадой в адрес своего тогда бывшего босса, исступленно повторяя самые последние площадные ругательства в его адрес, которая длилась около часа (слово "козёл" было, пожалуй, самым безобидным). Думаю, Севке всегда хотелось какой-то реальной деятельности: типа быть во главе ядерной державы (пускай и за кулисами); а реальность церкви угнетала его своей показушностью при полном отсутствии содержания – кроме примитивного стяжательства и блуда.