БИБЛИОТЕКА: Александр Зорин. Пророк в своем отечестве. Максимилиан Волошин и Церковь. Часть вторая [проза]
Страстность пророка заключена в классическую форму латинского образца. Но поэту стал как будто тесен порядок благозвучной ритмической речи. Жизнь становилась настолько беспорядочной, что искусству — этому ревностному хранителю гармонии — приходилось искать новые адекватные формы. Мастер изысканной изощрённой техники, создавший два венка сонетов, вдруг пишет большие вещи разносложными стихами, опрощённым фразовиком. Предпочитает всё чаще нерифмованный белый стих. Но и здесь мастер не отказывается от филигранной отделки; сохраняется одновременно и прозрачность, и ощутимая полновесность строки.
Белым стихом написана поэма «Путями Каина», имеющая подзаголовок «Трагедия материальной культуры», начало которой связано с братоубийством. Библия «подчёркивает роль Каина и его потомков в создании материальной цивилизации. В этом, возможно, содержится указание на то, что цивилизация падшего человека несёт в себе семена зла»,— сказано в комментарии к Священному писанию. Точка зрения Волошина не расходится с библейской. Выраженная в безупречной художественной форме, на уровне современного сознания, она сама является развёрнутым комментарием к 4-й главе Книги Бытия.
* *
Как дамоклов меч висела над ним угроза выселения из собственного дома! Местные власти не верили, что Волошины, пуская жильцов на летний сезон, не берут с них денег. Обкладывали хозяев налогом, присылали комиссии, фининспекторов... Соседние дачи были давно конфискованы, имущество распродано. Коллективизация в Крыму шла полным ходом, а эта — как бельмо на глазу.
Безденежье, голод, навалившиеся болезни... Бывало, что месяцами не сходил со второго этажа, страдая от острого полиартрита. И никого из близких, чтобы попросить о помощи, хотя в доме полно народу... Это позже Мария Степановна Заболоцкая, ставшая его женой, взвалит на себя всё хозяйство и заботу о стареющем Максе. Каково же ей было устроить и обслужить 300, 400, а то и 600 человек за летние месяцы.
Но Максимилиан Александрович от многолюдства не страдал. Во-первых, имел возможность уединиться, а во-вторых, как я уже говорил, люди входили существенной частью в его творчество. Он старался «в каждом человеке... найти те стороны, за которые его можно полюбить». Ана- толь Франс, кумир его молодости, считал людей испорченными обезьянами. А Волошин думал иначе, стараясь каждого вочеловечить. И когда завистливые соседи чинили мелкие и крупные пакости, он успокаивал жену, убеждал отступиться, уступить. Трудно было совладать с расхлябанной внешней жизнью, — особенно зимой, когда дом пустовал...
Спокойно, без экзальтации, он обдумывает предложение Марии Степановны «вместе повеситься». Но он предпочёл бы другую смерть: быть расстрелянным. Как Гумилёв. Написать несколько стихотворений о текущем: «о России по существу. И довольно. Они быстро распространятся в рукописях». К тому же это «даст возможность высказаться в первый и последний раз».
Значит, было что-то, чего он не высказал о России. Той однозначной и последней правды «по существу», которая открылась ему перед смертью. И уж князь мира сего, завладевший престолами, не простит ему дерзкого откровения.
А может — выпустят?.. Сил больше нет. Ведь то, что происходит сейчас в России, процесс элементарный, «как разложение трупа». И мамы уже нет. Её, больную, конечно не оставил бы... Может, выпустят... В Париж.
Но стихи эти он не написал, не написал уже никаких стихов. Живопись в последние годы стала для него «единственным прибежищем».
Когда-то во Франции он взялся за кисти для того, чтобы полнее разобраться в изобразительном искусстве, чтобы ему, теоретику, досконально познать творческий процесс. Теперь он не расстаётся с красками и часто день начинает с этюдов, бесконечно варьируя киммерийские пейзажи. Это были его утренние медитации, своеобразная молитва философа.
Киммерия — священный отпрыск Эллады. Изо дня в день наблюдая величественную любимую землю, Волошин мог сравнить её былую славу с событиями текущего момента.
Кто-то назвал его пейзажи «метагеологичес- кими». В них прочитывается не сходство, а судьба Земли, то, что и хотел запечатлеть художник, некогда написавший в статье о Родене: «Великие портретисты передают не сходство, а судьбу...»
Ему не хотелось живописать разложение трупа. Предшествующее состояние, агонию, он давно запечатлел в стихах. Всё кончилось. И остались «двое в пустыне: в небе — Бог, на земле — богатырь». Богатырь — это художник, демиург, видящий Землю такой, какой её увидел Создатель в первые дни творения, и восхитился ею. Нет, пожалуй, «восхитился» — это библейская интерпретация... А здесь — полнота и умиротворение нирваны. Созерцательное погружение в природную душу, не замечающую ни людей, ни животных. Никаких следов цивилизаций — ни крыш, ни куполов.
Живопись отлична от его поэзии, хотя многие пейзажи он украшал стихотворной строкой, считая даже, что «главное — стих, акварель служит только музыкальным аккомпанементом». Так он думал, но, отталкиваясь от слова, безоглядно погружался в безмолвную гармонию. Да и строк почти не разглядеть — они орнаментальны, они часть целого, а не наоборот. Поэзия не нуждается в аккомпанементе!
Увы, его занятия живописью Мария Степановна считала праздностью — и не только она — и ни в грош не ставила эти шедевры. Хотя какие- то гроши они всё-таки приносили.
«Разрушают пейзаж моей души», — писал он, видя, как сравнивают, добывая камень, один из холмов неподалёку от его дома. Но деятельный дух возмещал и эту потерю. Пейзаж души менялся, оставаясь безущербным, о чём свидетельствует любая из акварелей. Пейзаж души, вобрав земные очертания, соприкасался с Космосом, — с неведомым, с предвечным. И, пронизанный его энергией, в нём не растворялся.
* *
Большие его вещи — «Сказание об иноке Епифании» и «Протопоп Аввакум» — почти целиком взяты из житийных текстов. Живописные переложения, очень близкие по стилю и языку к оригиналу. Это даёт возможность ещё достовернее увидеть сходство эпох, непреодолимое русское: наивность, изуверство, фанатизм. И тогда и теперь страдают праведники, и тогда и теперь Церковь в смятении и расколе. Но спасти её, Волошин уверен, — очистить и возродить, — могут только гонения. Очистить и возродить...
Теперь в его доме, кроме земной царицы, полумифической Таиах, пребывает неотлучно Царица Небесная, Богородица. Фотокопия с иконы Владимирской Божьей Матери стоит на его письменном столе. Он был потрясён её образом, увидев икону в Историческом музее в Москве. Несколько дней подряд ходил на свидание с нею, часами сидел на стуле напротив, узнавая, может быть, то, что находится за гранью познания. «Страшная история России, // Вся прошла перед Твоим Лицом», — напишет он позже. Именно лицом, а не ликом, потому что не икона, а сама Пресвятая Дева простирала покров свой над несчастной страной, всё ещё погружённой во тьму египетскую. Скорбный, смиренный — стоический взгляд. Младенец успокаивает её, льнёт щекой, ищет защиты и в то же время ограждает своим объятием от внешнего беззаконного мира. Нет, богословие в красках не передать словами. «Немею, — спохватывается он, — нет ни сил, ни слов на языке...»
То, что брезжило в смутном сознании египетской царицы, что на мгновение озарило солнечный город на берегу Нила, однажды сошло на землю, воплотилось в чистом девственном лоне. Всё страждущее человечество вымолило это рождение. Неужели Россия отстоит от него на долгие века, что отделяли мудрую Таиах от смиренной Мариам?..
Глава из книги "Выход из лабиринта" - М., 2005.
Всего комментариев: 0